— Что ты сказал? — спросил Яков сзади.
— Говорю, дно видно, — ответил Кирилл, склонившись над отверстием и освещая уходящий вниз колодец. — Далеко, но видно.
Он щелчком отправил туда окурок, который ударился о стену, сыпанув угольками, отскочил и уже почти погасший упал на дно.
Там зажглись два крупных желтых глаза, уставили на Кира — и хотя до них было с десяток метров, и лестница в колодце отсутствовала, он отшатнулся, едва не сверзившись вниз, поскользнулся и сел, выпустив фонарик. Хорошо, что у того был ремешок, который Кирилл предусмотрительно набросил на запястье.
— Кир Иванович, что такое? — Яков заметил, как он дернулся.
Кирилл попятился на заду, упираясь в бетон каблуками. Железный ободок фонарика скреб по бетону.
— Увидел что-то?
— Нет-нет, ничего. Все нормально. — Он встал. — Я просто…
— Голова закружилась?
— Ага.
— Говорю же, осторожнее будь.
Кир присел на бетонный куб — колени еще слегка дрожали.
— Вот спасибо за совет, Афанасьевич. Я хотел беспечно так под канализации пошастать, за токопроводящий рельс в метро подержаться, но теперь я обязательно буду осторожным.
— Если б у меня было столько денег, сколько у тебя сарказма, я бы жил в Рио-де-Жанейро в белом особняке и ходил бы в белых штанах, — заметил Яков сухо. — Леша, ты куда делся?
— Здесь я, — донесся из одной трубы слабый дребезжащий голосок.
— Что с тобой? — Яков поднялся. — Леша!
— Ничего, иду уже. За мной не ходи, Якуша, не надо, и Кира не пускай. Сейчас я, сейчас…
Старик говорил как-то сдавленно, и Кирилл тоже выпрямился, положив руку на катану. Почему-то вдруг почудилось: Лешу взяли в оборот варханы, приставили к затылку ствол и заставляют отвечать, чтобы его спутники думали, будто все в порядке.
Раздались шаги, он крепче сжал рукоять, едва не выхватил катану из ножен, когда старик появился из трубы… один. Ссутулившись и держась за горло, Леша подошел к ним.
— У тебя приступ? — спросил Яков.
— Какой приступ… тела там.
— Тела?
Леша достал из разгрузки под курткой флягу, раскрыл и приник к ней. Кир заметил, как тяжело, напряженно он глотает воду — будто каждое движение кадыка доставляло ему боль. Напившись, старик вытер рот рукавом, сунул флягу обратно и сказал:
— Мертвецы там лежат, парни. С десяток, я и считать не стал. Женщины тоже и, кажется, пара детишек.
— Далеко? — спросил Яков и помахал рукой с растопыренными пальцами. — Вроде я запаха не…
— Тут — «не», а там — «да»! — отрезал Леша. — Дальше эта труба с другой пересекается под прямым углом. По второй идет углубление такое квадратное, в нем вода. Они в воде лежат.
— Утопленники, что ли? — спросил Кирилл.
— Нет. Позы такие… и лица искаженные. Газ это. И вещи какие-то валяются, чемоданы, рюкзаки. Я, конечно, не стал копаться, страшная слишком картина. Хотя на многое насмотрелся, но отвык, тогда, помнишь, Якуша, привыкли — такие страсти видели, и ничего, а теперь… — старик содрогнулся, обхватил себя за плечи. — В общем, это тех, кого газ варханов под землей настиг. Хорошо, нам в ту сторону не надо, нам в эту трубу.
Он кивнул на одно из отверстий, и Кир спросил:
— Почему именно в эту? По каким приметам ты определил?
Надевая рюкзак, Леша пояснил:
— Ну, вообще-то трубы все одинаковые, но именно эта в юго-восточном направлении идет. Идем.
Кир, глянув на светлое отверстие вверху, взялся за рюкзак.
— Учтите, если заблудимся, то по вашей вине.
— Не заблудимся, — ответил Леша, шагая в трубу. — До самой Москворецкой так дойдем.
— Ну что, заблудились? — Если бы сарказм Кирилла был светом, то им можно было бы озарить всю московскую подземку. — Может, теперь дорогу у кого-то спросим? У крысы встречной или еще у кого? Или можете у меня спросить… Афанасьевич, не хочешь спросить у меня, как отсюда выйти?
— Как отсюда выйти, Кирилл? — спросил Яков устало.
— Не знаю! — отрезал Кир и отвернулся.
Хорошо хоть фонарик горел ровно и ярко, и в запасе у них были еще два, и батарейки имелись, — а то от всего этого впору было впасть в окончательный пессимизм. Теперь они находились внутри узкой, так что и не выпрямишься в полный рост, трубы, состоящей из широких бетонных колес, неровно пригнанных, с сыплющейся из щелей влажной землей камешками. В некоторых местах капала вода.
Положив рюкзак под спину, Кир попытался вытянуть ноги, но они уперлись в противоположную стенку трубы. Хотелось спать, глаза слипались. Еще хотелось курить, но Яков запретил — от дыма Леше становилось хуже, хотя тот и крепился, доказывая, что ему все нипочем. Агроном сидел рядом, прикрыв глаза, а старик уполз вперед по трубе, чтобы разведать обстановку.
— Когда были под той светлой дырой, надо было «кошку» на лестницу бросать, цепляться, выползать наверх, — продолжал Кир. — А вы… «До самой Москворецкой дойдем»! — он изобразил дребезжащий голосок старика.
Сбоку протянулась руку, схватила его за шиворот, дернула. Повернувшись, он едва не столкнулся носом с Яковом.
— Кирилл, я очень тебя прошу: не делай больше так, — произнес агроном. — Леша — он…
— Хриплость или другие изменения голоса, боль и дискомфорт при глотании, частый кашель, кровяные прожилки в слюне, — перечислил Кир.
Еще несколько секунд Яков смотрел ему в глаза, потом отпустил.
— Много-то ты знаешь, память хорошая. Это тоже из твоей «Кубышки»?
— Да. А помню потому, что у меня мать умерла от рака, хотя и не горла, но я все равно много про него тогда прочел, запомнил. Симптомы ясные.